Дмитрий Гриджук, Председатель правления банка Хрещатик, считает, что нужно не бороться с кризисом, а просто строить новую экономику.

Первоначально поводом для нашего общения с председателем правления банка "Хрещатик" Дмитрием Гриджуком стало намерение Киевской государственной городской администрации передать в залог по кредиту на покрытие кассовых разрывов столичного бюджета более полутораста объектов столичной собственности. Среди них киевские власти первоначально заявили музеи, театры, министерства, суды и другие административные здания. Конфликт разрешился: "Хрещатик" в числе других банков собирается выдать киевской мэрии кредит на 150 млн. грн., но в залоге не будет каких-либо объектов культурного или социального значения.

Однако наш разговор с банкиром на злобу дня вышел далеко за рамки муниципальной темы.

— Дмитрий Николаевич, прошло уже почти полгода, как банковская система вошла в состояние кризиса. Как вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию и какие проблемы, на ваш взгляд, требуют первоочередного внимания?

— В современном мире стабильность экономической системы — это прежде всего устойчивость финансовой системы и национальной валюты. В идеальных рыночных условиях первая составляющая находится в равновесии, поскольку финансовые институты и инвесторы (вкладчики) стремятся к двум, казалось бы, противоположным целям — получить высокий доход и избежать при этом высокого риска. Если превалирует желание получить высокий доход в ущерб грамотному управлению рисками, стабильность финансовой системы оказывается под угрозой. Именно такую ситуацию мы наблюдаем сегодня.

Собственно, и весь нынешний кризис связан с большими рисками, которые в предыдущие периоды брали на себя банки, раздувая объемы кредитной эмиссии и масштабы операций с производными финансовыми инструментами. Поэтому, думаю, сегодня в рамках антикризисных мер становится актуальной разработка новых механизмов контроля за всеми видами рисков, потому как сформулированный еще Марксом принцип оценки уровня готовности к риску работает до сих пор.

— ?

— Вспомните: "Обеспечьте капиталу 10% прибыли — и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживленным, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы".

— Ранее вы уже неоднократно акцентировали внимание на моральных аспектах связанных с кризисом проблем. Вы думаете, что говорить о нормах морали, особенно с учетом вами же сказанного, имеет сейчас смысл?

— Вопрос морали во взаимоотношениях банков и регулятора, банков и общественности, банков и банков настолько многогранен, что это — тема отдельного разговора. Хочу лишь подчеркнуть некоторые моменты.

В период кризиса необходимо переоценивать тактику и философию ведения бизнеса, очищая его от плевел и возрождая ключевые моральные принципы. Важно уметь рассчитывать собственные силы и полагаться на свои ресурсы, иметь смелость принимать подчас непопулярные решения. Мне очень хочется верить в то, что все, что происходит вокруг — в Украине, мире, станет хорошим уроком для отечественной экономики, и в будущем мы будем четко осознавать всю меру ответственности за свои слова и действия.

А населению, безусловно, нужно помогать. При этом ставить во главу угла проблемы не только заемщика, но и кредитора — нынешний кризис должен научить бизнес и каждого из нас жить по средствам.

— А справедливо ли поддерживать только крупные банки?

— Как показывает практика, государство помогает всем группам банков, но прежде всего тем, проблемы которых могут иметь системные последствия. Всем помочь нельзя: владельцы бизнеса должны нести ответственность за свои действия. Однако реакция — предоставление помощи — должна быть молниеносной, как это было в Соединенных Штатах, ког­да за считанные сутки было принято решение о вхождении государства в крупные инвестиционные банки. Ну и, конечно, забота государства должна быть комплексной, всесторонней — и со стороны правительст­ва, и со стороны Национального банка. Но в этом случае государст­во должно предъявлять к таким банкам и дополнительные требования.

— Значит, лучше быть крупным игроком?

— На мой взгляд, не суть важ­но. Если бизнес ведется коррект­но, цивилизованно, то и результаты будут положительными, независимо от того, какая доля рынка в "багаже" у банка. Право на жизнь имеют все — и масштабно диверсифицировавшие свои риски крупные структуры, и узкоспециализированные финансовые институты, и региональные учреждения, учитывающие местную специфику бизнеса. Главное — умелое управление.

— Какой способ спасения проблемных банков вам кажется наиболее приемлемым — капитализация, выкуп плохих долгов, предоставление госгарантий?

— Методы все хороши, но тогда, когда по ним можно спрогнозировать результат, а он зависит прежде всего от качества воплощения и своевременности принятых мер. А еще — от способности банков стать действительно прозрачными и показать свои плохие активы, объективно оценить свое положение на рынке.

Банковский сектор в последние годы работал в достаточно вольготных условиях, поэтому мно­гим украинским банкам нужно научиться жить и развиваться более эффективно. Тяжелые условия кризиса покажут, кто сможет, а кто не сможет соответст­вовать новому уровню. И сегодня на повестке дня — не количество банков в стране, а прежде всего концентрация банковского капитала, от уровня которого зависит жизнеспособность отечественной финансовой системы. С этой точки зрения владельцам банков, думаю, стоит внимательнее присмотреться к таким методам, как слияние/поглощение. Это нормальный цивилизованный путь решения актуального вопроса.

А выкуп "плохих долгов" дол­жен остаться в планах правительства и Нацбанка, как это сделали многие западные страны.

— А как быть с национальной денежной единицей? Есть ли смысл даже пытаться восстановить доверие к гривне после произошедшей девальвации?

— Да. Это архиважная задача, связанная с обеспечением экономической стабильности в стране. Для этого, кстати, не понадобится слишком много времени и усилий, поскольку уже второй месяц подряд статистика Национального банка фиксирует положительное сальдо текущего счета. А это означает главное: гривня становится устойчивой в своей основе — благодаря положительному балансу торговли с внешним миром.

Сейчас задача усложнилась в связи с усилением трансграничных потоков капитала, которое ведет к росту валютных рисков и увеличивает колебания курса национальной валюты. Пострадавшей в таком случае становится не только страна, курс валюты которой существенно изменился, но и ее торговые партнеры. Вследствие роста волатильности валютного рынка осложняется и процесс формирования долгосрочных инвестиционных стратегий. Поэтому, на мой взгляд, выходом из этой ситуации, учитывая, что торговые и финансовые взаимоотношения обычно наиболее развиты у стран, находящихся в одном регионе, является формирование региональных валютных блоков (о подобных региональных "слияниях" уже заявили Саудовская Аравия, ОАЭ, Бахрейн и Катар, а также Венесуэла, Боливия, Никарагуа, Гондурас, Доминиканская Респуб­лика и Эквадор; готовятся к введению единой валюты страны Африки). В рамках таких блоков страны более защищены от неблагоприятных воздействий изменений валютных курсов вследст­вие единого валютного регулирования, сокращения сроков проведения финансовых операций и транс­акционных издержек. Евро­комиссия как-то опубликовала статистику, что после введения евро на одних только расходах по обменным операциям удалось сэкономить примерно 0,3% ВНП Евросоюза! В итоге появляется и очень хороший стимул для расширения торговых и других межгосударственных связей.

— Коль уж речь зашла об интеграционных валютных процессах, то не считаете ли вы, что пора готовить кошельки для новых купюр — так называемых SDR или чего-то подобного?

— Не спешите. Наличие собст­венной валюты для любой страны — не только вопрос престижа. Она дает государству возможность корректировать развитие собственной экономики. Взять хотя бы так называемую конкурентную девальвацию, т.е. намеренное снижение стоимости валюты, предпринимаемое для того, чтобы сделать экспортные товары более конкурентоспособными на мировом рынке. Так, именно правильно заниженный курс юаня превратил Китай в нового мирового производителя. А для США, наоборот, именно доллары стали едва ли не главным предметом экспорта.

— То есть вы являетесь сторонником теории лауреата Нобе­левской премии по экономике Роберта Манделла, который не верит в быстрое появ­ление общемировой валюты?

— Да, я согласен с его высказыванием, что в ближайшие пять лет вероятность появления единой мировой валюты оценивается в 30%. Сегодня, когда доверие к доллару падает, мировое сообщество достаточно быстро будет двигаться в сторону многополярной валютной системы, где количество полюсов (валютных блоков, как мы уже говорили) станет гораздо меньше числа стран. А вот введение единой мировой валюты с полноценными функциями расчета, платежа и накопления, думаю, еще не на повестке дня, несмотря на появление плана нового финансового порядка в мире, одобренного вторым саммитом лидеров G20, в котором упоминается единое денежное средство SDR.

— А может ли SDR как-то реально помочь в преодолении кризиса?

— Если считать SDR мультивалютной корзиной, да, поскольку, если кросс-курс фунт/иена рассматривать как индикатор глобального риска, а доллар и евро — как альтернативные "тихие гавани", SDR может восприниматься как хорошее средство хеджирования валютных рисков. Однако в существующих условиях нарастания инфляционных рисков, раскручивания спирали стагфляции во многих странах SDR не решает главной проблемы — защиты от роста цен.

Для обретения статуса единой мировой валюты SDR должна быть не корзиной валют, а пол­ным аналогом того, чем когда-то в мировой экономике было золото. То есть она, во-первых, должна быть средством сбережения, во-вторых, единственным легальным общепризнанным средством международных расчетов. Только когда эти моменты будут закреплены законодательно, а все международные расчеты — переведены в SDR, и только тогда эта мировая валюта может получить практическое наполнение в виде международного товарооборота. Не думаю, что это произойдет в ближайшем будущем.

— Какие решения саммита "большой двадцатки", по вашему мнению, наиболее важны сегодня?

— Среди главных решений Лондонского саммита — ужесточение контроля за международной финансовой системой и выделение 1 трлн. долл. МВФ и Всемирному банку для увеличения кредитования развивающихся и бедных стран. Другое важное решение — принятие санкций против офшоров, скрывающих информацию о клиентах, которые избегают налогообложения. В целом итоговый документ саммита можно рассматривать как крупнейший в истории план стимулирования мировой экономики.

Надеюсь, что саммит лидеров "двадцатки" действительно станет одним из первых кирпичиков в международной кооперации антикризисных мер. А нам остается надеяться, что новый финансовый порядок будет действительно справедливым и что Украина сможет участвовать в его формировании. Ведь кризис — это уникальная возможность избавиться от неэффективности. И мне кажется, нужно не бороться с ним, а просто строить новую экономику. Надо жить будущим, а не прошлым.

Источник: Зеркало недели от 11 апреля 2009 года